Статья на Дзене 2018 год о нашей гимназии

https://dzen.ru/a/Wt2BhRqoDBEdKslp

Мои родители во взрослом возрасте приняли православие. Они воцерковились в 90х, после распада СССР это снова стало популярным. Было такое всеобщее возрождение религии. Когда стал вопрос, в какую школу меня определить, у родителей не возникло сомнений. Они очень горели своей верой и хотели привить мне традиционные ценности и мораль.

Я училась не просто в церковной школе. Это была классическая православная гимназия. Иными словами, это было учебное заведение с углублённым изучением гуманитарных предметов. Так что, если у нас и была какая-то специализация, то скорее по литературе, истории и культуре, чем по религии. Я знаю, что есть другие православные школы, и в них действительно присутствует сильный религиозный крен. Там детей закрепощают, что ли… Заставляют их зацикливаться на одном и не видеть ничего вокруг. У нас всё было не так. Это, конечно, зависит от того, кто стоит во главе школы. Наше руководство было за поддержание доброй, человеколюбивой, как само православие, атмосферы, но против ограниченности и фанатизма.

Все дети, которые у нас учились, были из православных семей. Не знаю точно, было ли это обязательным условием для поступления, но думаю, что да. Обучение было платным. При этом цена, если сравнивать с другими частными заведениями в Москве, была не слишком высокой. К тому же отношение к вопросу денег было философским. Частое явление среди православных – многодетные семьи, кроме того, многие были малоимущими, были дети матерей-одиночек. И администрация относилась ко всем обстоятельствам с уважением. Делали скидки и давали отсрочки. Задача была не в том, чтобы выкачать из родителей деньги любыми путями, а в том, чтобы дать детям образование. Звучит наивно, но заработок был действительно не на первом месте. Все наши педагоги считали, что выполняют какую-то важную миссию… С нами всегда при необходимости занимались дополнительно. Ты не можешь остаться с двойкой в четверти, не можешь остаться с двойкой за домашку. С тобой посидят после уроков, ты будешь пересдавать по три-четыре раза, пока не сможешь ответить всё сам, без подсказок. Это, конечно, ещё и от того, что в классе было мало людей. «Я одна, а вас тридцать» ─ это не про нашу школу.

Программа была гораздо глубже, чем в обычных школах и, наверное, больше походила на университетскую. Мы проходили философию, занимались риторикой, у нас была логика. Было 6 языков: английский, немецкий, старославянский, греческий и латынь. Кроме того, наравне с обычной историей была история религии и история церкви. С 1 по 11 класс мы изучали «Закон божий», но это был просто предмет, такой же, как и все остальные. В младшей школе, конечно, всё было просто, мы учили азы: Ветхий завет, Новый завет.  Проходили правила богослужения, чтобы разобраться в том, во что верим. В нашей школе детям хотят прививать осознанность. Чтобы избежать ситуации, когда ребенок должен ходить в храм просто потому, что ему так сказали родители. Так что, в началке нам помогали понять суть происходящего в церкви. А вот в старшей школе «Закон божий» превратился в сочетание философии с историей религии и догматики. Естественно, предметы пересекались между собой. И на риторике мы обсуждали то, что проходили на других уроках. Занимались апологетикой, то есть обосновывали вероучение с помощью рациональных средств и логики. Рассматривали ереси и обсуждали церковные соборы. Мы говорили обо всем в контексте мировой истории и культуры. От нас не закрывали правду. Не обманывали, что есть только православие и ничего больше. Мы точно также изучали другие религии, обсуждая с преподавателями всё, что нам давали. Один из моих любимых учителей – преподаватель по философии и по логике. Он сам закончил философский факультет МГУ, так что был человеком очень глубоким и разносторонним.

Я помню, когда мы проходили Августина, который считается католическим святым, зашла речь о разделении двух церквей. Меня эта тема очень волновала. Ведь мы все христиане и верим в одно и то же: Бог есть любовь и все мы, его дети должны любить друг друга. В чём же проблема? Почему так много разных христиан. И почему Августин, который писал ещё до разделения, считался католиком? Мы разбирали этот вопрос без какого-то стеснения или завуалированных фраз. Не было аргументов типа: «На то воля Божья».

Было очень интересно говорить с педагогом почти на равных. Кроме того, я часто задавала ему какие-то вопросы вне рамок занятий, когда начинала сомневаться… Например, я дружила с ребятами из других школ. И они часто говорили: «Да это всё ерунда, тебе просто мозги промыли!», приводили какие-то свои аргументы. И если я не знала, что на это ответить, я приходила к этому преподавателю философии. Он давал мне какие-то объяснения, помогал развеять сомнения. Со временем я, конечно, стала понимать, что большинство этих вопросов были классическими. Подобные вопросы люди задают себе со времен язычества в древней Греции. В общем, обычные мысли, с которыми сталкиваются все верующие. Но большой плюс нашей школы заключался в том, что спросить и поделиться смятением можно было всегда. Никто тебя за это не стыдил, ведь сомневаться это нормально. Даже монахи сомневаются. Да что там, даже атеисты иногда сомневаются! Это черта людей. Просто, когда ты живёшь в православном мире у всего немного другое название. «Сомнение» это искушение, то, что в светском обществе назовут какой-нибудь депрессией, у нас – «уныние».

Несмотря на всю эту свободу, в нашем лицее есть свой устав, и он очень чтится. Например, курение у нас строго запрещено. За время пока я училась, пару ребят выгнали из школы за это. Конечно, не сразу, сначала их пару раз предупредили. Но, видимо, им было всё равно. Вообще связь школы, ребёнка и родителей была довольно сильной. Если что-то происходило, в семье об этом всегда узнавали. Наша гимназия не была местом, куда родители спихивали детей, чтобы они не мешали ходить на работу. Семьи дружили и дружат до сих пор, потому что школа – место, где встречаются единомышленники.

Кроме курения запрет лежал и на ругательствах. Ученики не то, что не ругались матом, а даже просто не говорили «блин» или «хрен». Нас никто не ругал, но могли попросить сделать земной поклон. Нужно было поклониться перед иконами и попросить прощения у Господа, которого ты расстроил своим поведением. Не разозлил и не возмутил, а именно расстроил. Иконы у нас, кстати, стояли в каждом классе. Я ещё знаю, что в некоторых школах в кабинетах истории вешают портреты Путина и Медведева, а у нас вот висела фотка патриарха.

Естественные науки мы проходили так же, как и во всех школах. Единственное отличие, правда, было в том, что на уроках биологии, нам говорили: «Есть дарвинская теория, состоит она в следующем… А вот как смотрит на это православие….». И мы проводили сравнительный анализ. Математика была у нас довольно сильной, но мне лично она не нравилась вплоть до 10 класса, когда пришёл новый учитель. Он окончил Бауманку и параллельно преподавал в математической школе №57 и школе «Интеллектуал» для одарённых детей. До этого математика мне казалась скучным занудным предметом. Но этот преподаватель заинтересовал меня, рассказывая о математических законах в контекстах функционирования вселенной. При этом, рассказывая, как устроен мир, он абсолютно не исключал присутствие Бога. Есть такой стереотип, что, принимая для себя физические законы, ты становишься атеистом. Но ведь присутствие Бога доказать так же сложно, как и его отсутствие.

Помимо уроков было много внеклассной программы. Внутри школы есть домовый храм, где мы обязательно проходили литургическую практику раз в четверть. Это была обычная церковь, куда приходили разные люди, не связанные с гимназией. Наша практика состояла в том, что каждый класс по очереди присутствовал на службе в школьном храме. По сути, ты и так, и так, каждую неделю посещаешь церковь вместе с семьёй. Но литургическая практика предполагала, что вместо своего храма, ты приезжаешь в школьный. Ученики пели на службе, читали и помогали проводить её. Мы готовились к практике заранее, старались прочесть хорошо. Чтобы понимать, о чем мы поём и говорим, в школе мы изучали старославянский. Мне очень нравилась эта традиция. Вечерняя служба ─ это вообще нечто красивое и сакральное, особенно осенью и зимой. На улице темно, в храме торжественно и тихо. Ты остаёшься в школе с одноклассниками допоздна, и вы все задействованы в чём-то большом и серьёзном, являетесь частью чего-то важного.

Наверное, самым ярким воспоминанием из школы, были наши поездки. Вместе с учителем по литературе мы посещали загородные усадьбы писателей: Толстого, Пришвина, Лермонтова… Ездили по Золотому кольцу ещё. И всегда обязательно заходили в местные храмы, оставались на службу. Ну а потом был пикник, где мы с ребятами играли и веселились.

Были и другие традиции. Мы всегда завтракали и обедали в гимназии, столовая у нас называлась «трапезной», хотя, по сути, ничем не отличалась от обычной школьной столовой. Перед едой и после мы всегда молились. По понедельникам и средам было постное меню, никакого мяса – только рыба и растительная пища.

Функцию звонка выполнял колокол школьной церкви, в который звонил кто-то из учеников, «дежурные по колоколам». Уроки длились как во всех школах по 40 минут, но их было больше. В старших классах было где-то по 8 уроков каждый день, ведь программа у нас была большая, а по субботам мы не учились. Также у нас были выходные по церковным праздникам. Мы не ходили в школу на страстную неделю, в первую неделю Великого поста, по двунадесятым праздникам… Зато у нас не было выходных на 8 марта и 23 февраля. Некоторые светские праздники мы отмечали, но этот день всё равно был учебным. Например, на день учителя 2 моих одноклассника написали реп и исполнили его в школьном актовом зале.

Это был такой классический детский реп без какого-либо церковного уклона: «Ёу, спасибо учителя! Респект всем, кто здесь!»… Что там ещё должно быть? А, ну ещё, конечно: «Ёу, на районе» (смеётся).

Летом были каникулы, как и у всех. Но многие ребята уезжали в лагерь при Оптиной пустыни. Там мы жили в палатках и помогали при храме.

Выпускной у всех православных гимназий проходит в зале Церковных соборов Храма Христа Спасителя. Сначала идет служба, а потом вручают дипломы. После торжественной части мы поехали гулять по Москве, трапезничали в Зачатьевском монастыре. На другой день собрались на даче у одноклассника, позвали преподавателей. Делали шашлыки, болтали и веселились. Учителя приготовили для нас спектакль в подарок. В общем, всё было по-семейному. Мы до сих пор все общаемся, заходим в гости в школу.

Никто из моего выпуска не пошёл в семинарию, все получают светское образование. Один мальчик поступил в Свято-Тихоновский университет, но на истфак. Другой окончил теологический факультет в Мориса Тореза, но он работает переводчиком и занимается исследовательской деятельностью. Вообще его зовут Ваня Флоренский, и он потомок философа и богослова Павла Флоренского. Так что, Ваня, по сути, занимается изучением семейного наследия. Есть пара человек, которые пошли на технические специальности, один, кажется учится в Вышке. Ещё один мальчик учился во ВГИКе и работает оператором. Есть выпускник, который закончил юрфак, у него сейчас мебельный бизнес. Я сама учусь на реставратора и занимаюсь живописью. Короче, как и во всех школах, выпускники пошли разными путями.

Но всё же, общаясь с ребятами из других школ, я вижу, что мы отличаемся друг от друга. Эта разница в фундаментальном понимании морали. Мы привыкли следовать правилу «Возлюби ближнего», да и в целом жизнь настоящего христианина должна быть наполнена любовью. А светская жизнь учит тебя не высовываться, ради своей выгоды где-то юлить. Она не учит делать добро другим. Правило морали звучит скорее как «Не вреди другим, чтобы самому не влетело». А у нас наоборот – стараешься всем помочь, даже рискуя своими интересами. До сих пор многие люди пытаются меня убедить, что можно жить и без веры, без церкви. Но я чем старше становлюсь, тем больше я понимаю, что, наверное, для меня это невозможно.

Беседовала Кристина Сердюкова